Личные истории: я открылся своим родным, и они меня приняли + продолжают поддерживать

Мама

Несмотря на то, что моя мама «что-то замечала» во мне, как это часто бывает, я не хотел погружать её в мои размышления о том, кто я такой. Сначала я хотел сам это решить, а потом уже сообщить ей.

Перед камингаутом маме, я думал о её возможных реакциях (например, выгонит ли она меня из дома, хотя это было крайне маловероятно) и подготовил речь – я всегда планирую серьёзные разговоры. Конечно, порой всё идёт не по плану. Я полагал, что мама будет плакать, сильные эмоции овладеют ей, но она была спокойной. Наверное, в тот момент она просто пыталась осознать, что она сейчас услышала. И в итоге плакал я – мне было страшно, но я был напуган даже не реакцией мамы, а тем, что меня ожидало в будущем. Я не знал, что мне дальше делать. Полнейшая неизвестность пугала меня больше всего.

И мама сказала в ответ, что она меня любит, всегда будет меня поддерживать, будь я «девочкой, мальчиком или котом».

И этот момент по-настоящему показал, дал мне понять, что дороже меня для моей мамы нет никого на свете, что на самом деле она любит меня невероятно сильно.

А эмоции начались потом. Они выплёскивались неожиданно во время повседневных дел – несущественная болтовня могла слово за слово перейти на душераздирающий разговор обо мне, моей идентичности, моём будущем или её чувстве вины. Она до сих пор корит себя за то, что во время беременности хотела мальчика, и была настолько расстроена рождением девочки, что даже не разговаривала две недели с моим отцом, который как раз хотел дочку! Теперь же ей иногда страшно представить, что я стану мальчиком. Она может даже расплакаться. Но я стараюсь её убедить, что я останусь тем же человеком, что был всё это время. И во время этих разговоров я всегда помню, что мама меня приняла – и это главное.

У нас с мамой – непростая история взаимоотношений. Несмотря на то, что я был желанным ребёнком (запланированным, а не случайным), у нас с мамой было мало взаимопонимания, когда я был маленьким. Я не чувствовал её любви и заботы в той степени, в какой чувствую сейчас.

Но однажды во время тренировки по боксу я неудачно пропустил удар, и эта травма спровоцировала рост опухоли, к счастью, доброкачественной. И как-то раз по дороге на очередной осмотр в больнице, уже после операции по удалению опухоли, мама расплакалась, сказала, что она меня очень любит. Папа позже рассказывал, что мама действительно очень сильно переживала и боялась, что может меня потерять. Я думаю, что после этого случая любовь мамы стала сильнее. Она осознала, что боится потерять меня, поэтому никогда не смогла бы отречься от меня и превратить страшную воображаемую перспективу, где нет её ребёнка, в реальность. Тогда я понял, что я для неё очень дорог. И её реакция на мой камингаут это подтвердила.

Я не просил маму говорить обо мне в мужском роде, использовать правильные местоимения и гендерированные окончания. Выходит, что она сама догадалась, что надо так делать, и это подчёркивает факт, что она меня приняла и очень любит. Мама иногда ошибается в местоимениях, но я не злюсь на неё. Я понимаю, что ей сложно – 18 лет её ребенок был девочкой, а потом внезапно стал мальчиком. Что касается имени, то у нас с ней свой домашний язык, она называет меня домашними именами. Деднейм употребляет крайне-крайне редко. Я вижу, что она старается, и это главное. Я ей благодарен.

На группы поддержки для родителей трансгендерных детей она не ходит. Я сам только недавно узнал, что такие бывают. Но моя мама считает, что она сильная и справится со всем самостоятельно.

Недавно мама обмолвилась, что подумывает взять кредит на оплату моих операций, и я был в шоке. Я ни в коем случае не приму финансовую помощь – операции нужны мне, это моя история, мои задачи, я должен оплатить всё это сам. У меня есть свои накопления на комиссию и гормональную терапию, а на остальное я заработаю, и не факт, что буду делать эти операции в скором времени или в России. Предлагать мне деньги на операции – это, конечно, уже перебор, но это показывает, насколько сильно мама меня любит.

Папа

Папа с нами не живёт, потому что родители в разводе с моих 4 лет, но я с ним контактирую, может быть, реже, чем хотелось бы. Для камингаута я к нему поехал специально.

Мы с ним обсуждали обычные какие-то вещи, о каких всегда разговариваем. Я пытался подвести тему нашей беседы к моему вопросу, и тут я, как бы между прочим, говорю ему: «Папа, такие дела, я – мальчик. У тебя не дочка, а сын».

Папа – это человек-загадка для меня. Я никогда не мог его понять, даже, когда думал, что понимал. Его реакцию на мой камингаут я не мог предугадать. Он мог бы сказать: «Я тебя больше никогда не хочу видеть» или «Слушай, ну хорошо, я тебя буду поддерживать».

Но всё равно я был немного удивлен его ответом.

Он молча смотрел несколько секунд куда-то в пол, не на меня, а потом спросил: «Ну и что?»

А я думаю: «Да так, ничего особенного, подумаешь, между строк упомянули, давай продолжим нашу беседу. О чём мы там с тобой говорили до этого?» ;-)

То есть, получается, что папа совершенно спокойно это воспринял. Он считает, что моя жизнь – это моя жизнь.

Он попросил у меня разрешения называть меня прежним именем и прежними местоимениями, и я это ему, конечно, разрешил. Это мои родители, и я понимаю, что им сложно перестроиться.

Но буквально на днях на семейном празднике папа стал исправлять женские окончания на мужские, когда обращался ко мне. Я вижу, что мой папа тоже старается. Даже если он не обещал, что будет стараться. Это невероятно приятно, особенно если я не ожидал от него такого понимания.

Когда встал вопрос о ГТ и операциях, папа сказал, что я должен сам справляться, и я считаю, что это адекватная позиция. Он сам меня всегда учил, что не надо ни у кого ничего просить и ни на кого не нужно надеяться, надо действовать самостоятельно.

Теперь родители даже могут пошутить о том, что папа хотел девочку, а мама – мальчика. В итоге обоим досталось и то, и другое :)

Крёстная мама

Я всегда говорю, что у меня не два родителя, а три – потому что у меня замечательная крёстная мама.

Я сказал ей о себе совершенно недавно, но оказывается, она и так знала. Видимо, мама уже обсуждала с ней мою трансгендерность.

Я считаю, что она меня приняла, потому что она не разорвала со мной контакт, она по-прежнему меня любит как её единственного ребёнка, поскольку у неё нет своих детей. И это всё несмотря на ее консерватизм, который заключается не в жёстких требованиях, а в том, что ей трудно принять новое, понять квир-культуру. Она считает, что «мальчик должен быть мальчиком, а девочка – девочкой», и что на меня влияние оказала моя слишком либеральная школа. Крёстная также винила себя в том, что я чувствую себя мальчиком.

Почему-то люди не задумываются о том, что я просто такой, какой есть, и что винить себя в моей трансгендерности бессмысленно, когда можно постараться понять и принять. К счастью, именно это мои родители и сделали.

Но буквально на этой неделе во время разговоров по телефону, крёстная стала время от времени называть меня в мужском роде или поправлять сама себя, когда называла в женском. Это всё ещё нестабильно, женских окончаний больше, чем мужских, но я вижу, что она искренне старается, и это очень сильно воодушевляет.

Я даже не знаю, как мне могло так повезти с моими близкими. Это настоящее счастье – находиться в окружении людей, для которых ты – самый дорогой человек, и постоянно чувствовать их поддержку.